Рассказ египтянина Синухета

Рано утром начинается жизнь в южном городе на берегу Нила — Луксоре. Пока солнце не поднялось высоко и не наступил еще палящий зной, торговцы спешат со своими товарами на базар. Одни подгоняют ослов с навьюченными на спине большими мешками, другие сами тащат тележки, нагруженные мешками, третьи несут поклажу на собственных плечах. А на базарной площади уже шумит толпа. Горы фруктов и овощей лежат прямо на земле, издали кажется, что это сад с яркими разноцветными клумбами. Тут же стоят глиняные сосуды самой разнообразной причудливой формы. Одни из них гладкие одноцветные серые из необожженной глины или кирпично-красные, прошедшие обжиг в печи. Другие — кувшины, чаши, миски, тарелки — расписаны пестрыми узорами, напоминающими восточные ковры. А вот и лавка с коврами в ряду других таких же лавок. В них торгуют дорогими шелками и парчой, бархатом и атласом, медной и бронзовой посудой, резной костью, бусами, кольцами, браслетами… Всего не перечислишь, чем полны лавки богатых купцов.

Толстые, важные купцы сидят в глубине прохладных лавок, a у входа молодые черноглазые приказчики пронзительными голо­сами зазывают покупателей. Их громкие голоса смешиваются с криками торговцев и покупателей, с ревом ослов и быков, ржани­ем лошадей и блеянием овец и баранов. Шум, суета и сутолока оглушают человека, впервые попавшего на восточный базар.

С трудом пробираясь сквозь густую толпу торговцев и поку­пателей, медленно идет по базару высокий худой человек. Тон­кое красивое лицо, русая остроконечная бородка и серые глаза выдают в нем европейца. Он не останавливается ни у лавки ков­ров, ни около ювелиров. Его не привлекают ни сочные, спелые фрукты, ни пряные сладости. Осторожно обходя продавцов и по­купателей, он идет в конец базара, где расположены лавки тор­говцев древностями. Чего тут только нет! Жуки-скарабеи из фа­янса, ярко-голубые, бледно-зеленые, желтые украшения из сердо­лика и аметиста, яшмы и малахита. Статуэтки из бронзы, дерева, камня и глины, плиты с изображениями людей и надписями, вырезанными иероглифами. Бронзовые, каменные сосуды, чаши из глины, старинные полуистлевшие ткани — все есть в этих лав­ках. Среди подлинных памятников древнего Египта много под­делок. Их изготовляют в своих мастерских ремесленники, а куп­цы продают как подлинники легковерным туристам.

В лавку вошел человек, который только что пробирался через толпу — это русский египтолог Владимир Семенович Голенищев.

От Александрии до Асуана всем торговцам древностями из­вестен Владимир Семенович. Он великолепно владеет древне­египетским языком и является блестящим знатоком египетской древности. Голенищев с первого взгляда умеет отличить подлин­ный памятник от подделки. Поэтому ни один даже самый хитрый и жуликоватый купец не смеет предложить русскому египтологу подделку.

В Петербурге у Владимира Семеновича настоящий музей — несколько тысяч подлинных памятников искусства и культуры древнего Египта.

Вот и сейчас купец почтительно встал перед Голенищевым и, низко кланяясь, приветствовал знаменитого ученого. Потом купец расчистил на прилавке место, вынул из ящика несколько кус­ков папируса и один свернутый в трубочку свиток и положил их перед покупателем.

— Только для вас берег, — улыбаясь сказал купец. — Ни од­ному знатоку древних письмен не показывал…

Голенищев кивнул головой и стал внимательно вглядываться в ровные строчки, написанные четким почерком древнеегипетской скорописи.

«Вождь их, бывавший в Египте, узнал меня. Он дал мне воды, вскипятил мне молока; я отправился с ним к его племени…» — читает Владимир Семенович.

«Знакомый текст! Откуда он? — задумался Голенищев. — Да это же рассказ египтянина Синухета». Владимир Семенович хо­рошо знает его. В Берлине в музее есть два папируса с этой по­вестью. Первый самый большой и наиболее полный (445 см длины и 16 см ширины) относится к 1800 году до н.э., второй — оборванный, без конца создан лет на сто позже. И Голенищев, не торгуясь, покупает все папирусы, предложенные купцом, в том числе несколько фрагментов с рассказом Синухета.

В отличие от берлинских папирусов на этих фрагментах нет вертикальных строк. Весь текст написан горизонтальными строч­ками, мелким почерком, каким писали в XIII в. до н. э. Значит, он лет на 600 моложе первого дошедшего до нас папируса. Но не только на папирусах дошел до нас этот текст. В различных евро­пейских музеях хранятся глиняные черепки с отрывками из этой повести.